Дмитрий ВЬЮШКОВ: «В будущем рак будут лечить не хирурги»

С главным врачом онкодиспансера мы говорим об основных видах рака, которыми болеют омичи, о причинах возникновения опухоли и новых методах лечения.

Накануне Всемирного дня борьбы против рака, который отмечается 4 февраля, мы встретились с главным врачом Клинического онкологического диспансера Дмитрием Вьюшковым.

– Дмитрий Михайлович, почему сейчас так много онкологических больных?

– Основной причиной роста заболеваемости во всем мире, и в нашей стране в том числе, является старение населения. Сегодня средняя продолжительность жизни россиян 71-72 года, а 10 лет назад была 67-68 лет, при этом по статистике после 80 лет каждый третий человек имеет свой рак. Об этом нужно говорить, чтобы люди не впадали в панику при постановке такого диагноза. Наверное, никто сегодня не боится слов «сахарный диабет». Да, это плохая болезнь, да, от этой болезни и ее осложнений умирают люди, но никто же в панику не впадает. Все знают, что человеку назначается лечение, которое в совокупности с правильным образом жизни позволяет ему дожить до своего биологического конца и при этом нормально себя чувствовать.

На сегодняшний день еще мало, но уже есть такие нозологические формы в онкологии, которые переходят в разряд хронических. Мы назначаем лечение, и человек неограниченно долго живет с опухолью. Уже несколько лет на территории Омской области работает программа по раннему выявлению рака предстательной железы «Мужское здоровье». Благодаря ей, мы выявляем очень много пациентов на первой и второй стадии заболевания. Примечательно, что некоторым из них в принципе не нужно проводить никакого лечения. Например, если у пациента старше 80 лет выявлена небольшая опухоль предстательной железы, которая не имеет никаких симптомов, и гистологическое исследование показывает, что она никак не будет себя проявлять еще 20 лет, то он может жить прежней жизнью и только наблюдаться у врачей.

Конечно, у нас еще есть много пациентов, которые, к сожалению, погибают от опухолей. Но мы стараемся изменить ситуацию и работаем над этим плечом к плечу с нашими коллегами, в том числе из других стран. На базе нашего онкодиспансера функционирует инновационный российско-французский центр. Несмотря на экономические и политические катаклизмы, и французы, и мы давно объявили себя вне политики и работаем на благо наших пациентов, применяя новые методы лечения рака.

– Наука не стоит на месте?

– Не стоит. Но нельзя ждать от науки в медицине, а особенно в онкологии, кардинального прорыва. Сегодня какой-то новый препарат появился, и мы получили увеличение медианы выживаемости на три месяца. Казалось бы, какая разница плюс-минус три месяца для терминального пациента? Но, во-первых, это медиана выживаемости, во-вторых, для некоторых пациентов и три месяца имеют большое значение. А самое главное, что за 20 последних лет таких шажочков по три месяца уже сделано очень много, и в результате сейчас продолжительность жизни при онкопатологии намного больше. Конечно, технологии очень затратные, дорогие препараты и оборудование, но идти вперед надо, другого варианта у нас нет.

– Существует мнение, что именно развитие медицины привело к увеличению количества онкобольных. Естественный отбор перестал быть возможным, сведена до минимума младенческая смертность, природа не регулирует численность особей, что автоматически запускает генетический код рака. Вы согласны с этой теорией?

– Это, наверное, больше не медицинская, а философская тема. В древние времена вполне нормальным считалось умерщвлять рожденных детей, если семья не может их выкормить. Или убивать немощных стариков, потому что они уже не нужны обществу. Мы же не можем опускаться до этого. Да, мы стали сохранять жизнь новорожденным детям весом 500 граммов, которые раньше по законодательству даже детьми не считались. Понятно, что им тяжело выжить, надо очень много сил для этого, много препаратов и оборудования. А самое главное, они потом слабее выглядят, чем другие. Но мы не можем сбрасывать их со скалы, как это делали спартанцы. Нормальное развитие цивилизации – когда мы заботимся о молодом поколении, о стариках.

Что касается генетики, то, конечно, она имеет ключевое значение в развитии рака, но истинной его причины мы не знаем. Отчего возникают генетические мутации – передаются от предыдущего поколения или появляются в процессе жизнедеятельности человека под влиянием каких-то внешних факторов? Ответа на этот вопрос пока нет. Но, возможно, он появится, когда будет изучен полноценный геном человека. Это еще одно из направлений диагностики рака, которое сейчас в мире только начинает становиться на ноги.

– Получается, никто не застрахован от рака?

– На самом деле – нет. И чем старше человек, тем больше эта вероятность.

– Какой вид рака чаще всего выявляют у омичей?

– На самом деле омичи ничем не отличаются от других жителей России и целого мира. Самый распространенный рак у женщин – это рак молочной железы, около 20-22% от всех онкозаболеваний. В среднем мы выявляем тысячу новых случаев рака молочной железы в год, и число пациенток, к сожалению, продолжает расти. У мужчин самым распространенным является рак легкого, примерно 20% от всей онкологии. Рак предстательной железы выходит на второе место за счет вышеупомянутой программы по раннему выявлению заболевания. Второе место у женщин и третье у мужчин занимает рак толстой кишки. За последние пятнадцать лет мы пришли к резкому увеличению числа таких пациентов. Мы догнали по статистике европейские страны, они к такому показателю пришли 15-20 лет назад.

– С чем это связано?

– Я думаю, с особенностями питания. Когда мы вошли в мировое сообщество, достигли того же, что в этих странах.

– Почему раком болеют дети?

– У большинства детей опухоли являются врожденными, то есть сформированными в утробе матери. Это тоже связано с генетическими нарушениями. Однако таких детей немного. Недавно мы поднимали вопрос о ранней диагностике онкопатологии у детей в общелечебной сети. Выяснилось, что педиатрам очень сложно иметь представление о заболевании, потому что в среднем каждый из них встречается с ним один раз в жизни. Это не самая частая болезнь у детей, но все-таки педиатры не должны сбрасывать ее со счетов. Опухоли у детей отличаются от опухолей у взрослых. Они очень быстро растут, но более эффективно лечатся. Бывают такие случаи, когда уже после первого введения препарата опухоль исчезает. Однако полный курс лечения мы все-таки проводим.

– Рак можно профилактировать?

– Где-то профилактика возможна, а где-то вообще нереальна. Например, сегодня практически невозможно профилактировать рак поджелудочной железы. Это относительно редкая форма заболевания, но с крайне плохими результатами лечения. И кардинально сдвинуть ситуацию пока не удается. Конечно, можно и нужно говорить населению, что не стоит курить и употреблять алкоголь, и есть исследования, которые доказывают влияние вредных привычек на заболеваемость раком поджелудочной железы, но… К сожалению, к нам попадают также пациенты, которые никогда не курили и не употребляли алкоголь, и, наоборот, есть запойные пьяницы, у которых ничего с железой не происходит.

А вот рак толстой кишки профилактировать реально. Мы запустили в прошлом году в районах области пилотный проект по раннему выявлению рака кишечника, подобный программе «Мужское здоровье». У сельских жителей исследуется наличие крови в кале. Если результаты анализа оказываются положительными, пациентам предлагается эндоскопическое исследование – колоноскопия. Процедура эта, честно скажу, не очень приятная, но необходимая. Только в одном из районов области, где проводилось исследование, у нескольких человек, прошедших колоноскопию, были выявлены злокачественные опухоли, а у половины пациентов – полипы. Опухоль толстой кишки в 70-80% случаев происходит от полипа, его удаление как раз и является вторичной профилактикой рака. Проведя такую работу с населением, можно реально снизить онкозаболеваемость. Но это колоссальная работа. И вопрос здесь не только в материальном вложении государства, но и в воспитании населения. Ведь из ста пациентов, которым была показана колоноскопия, удалось уговорить на исследование только 30 человек, остальные отказываются.

– Очень часто наши читатели спрашивают – где можно пройти полное обследование на рак?

– Во-первых, никто не даст гарантии, что сегодня ты проверился – и завтра с тобой ничего не случится. Любое оборудование имеет определенную возможность для диагностики и определенную погрешность. Во-вторых, сегодня пока невозможно пройти полное исследование организма на одном аппарате. Но существуют скрининговые программы, направленные на выявление самых распространенных онкопатологий, таких как рак легкого, молочной железы, шейки матки, толстой кишки, предстательной железы, желудка. Эти исследования входят в программу диспансеризации населения и проводятся в нашем регионе. Самое главное, чтобы человек сам осознавал, что если он прошел первый этап и у него выявлены подозрения на онкологию, то он должен пройти второй этап.

– Куда нужно обращаться?

– В поликлинику по месту жительства.

– Что изменилось в диагностике и лечении рака за последнее время, что появилось новое?

– На сегодняшний день в лечении раковых опухолей пока преобладает хирургия. В онкодиспансере всего 600 коек, из них большая часть – 330 – хирургические. Хирургические методы совершенствуются, появляется новое оборудование, современные анестезиологические пособия. Сегодня мы стали оперировать пациентов, за которых раньше не брались из-за сопутствующей патологии, например, перенесших инфаркт миокарда. Сегодня успешно оперируем. Мы стали выполнять комбинированные операции большого объема в случаях, когда опухоль распространяется на соседние органы. Операции по поводу метастазов – сегодня также распространенная вещь. Если раньше рак толстой кишки в четвертой стадии с метастазами в печени практически не лечился, то сегодня у этих пациентов средняя пятилетняя выживаемость составляет 37%. То есть пациентам делается операция на толстой кишке, операция на печени, проводится химиотерапия, и они живут больше пяти лет, а некоторые живут долго без проявления болезни.

Важна, безусловно, и безопасность хирургии, сегодня мы делаем такие вещи, которые раньше также были невозможными. Это касается гемостаза (остановки кровотечения), обработки сосудов с помощью аппаратов, эндоскопической техники. Все это позволяет нам выполнять порядка 10-15% операций малоинвазивным методом – через проколы. Что касается лекарственного лечения, то и в этом плане онкология шагнула далеко вперед. Каждый месяц появляются новые препараты, и среди них есть очень эффективные. Да, эти технологии высокозатратные, но они позволяют лечить таких пациентов, которым раньше вообще нельзя было помочь.

Лучевая техника изменилась. Сегодня у нас есть два линейных ускорителя, которые разгоняют электроны, как небольшой коллайдер. Они совершенно безопасны для окружающих, а совмещение компьютерных томографов с линейными ускорителями позволяет нам более локально наводить лучевую энергию на опухоль. Вы, наверное, слышали о «Кибер-ноже»? Он способен подвести очень высокую дозу облучения на небольшую опухоль в головном мозге. У нас в области пока нет «Кибер-ножа» формально, потому что это только название аппарата. Но сегодня мы можем эту методику провести на нашем линейном ускорителе, то есть вылечить эту опухоль. Это планирующая очень сложная система. Если раньше у нас было два медицинских физика, то сегодня их целое отделение, плюс инженеры, которые работают только с лучевой техникой.

– Были ли в вашей практике уникальные случаи?

– Каждый случай уникален по-своему. Были случаи необычного выздоровления – когда у пациента по непонятным причинам опухоль прекращала развиваться или когда мы проводили успешную операцию совершенно, на первый взгляд, неоперабельному человеку. Но большинство уникальных случаев требуют раскрытия большей информации, а мы не можем этого делать.

– Рак можно вылечить?

– На этот вопрос сложно ответить однозначно. 44,5 тысячи наших пациентов когда-то имели свой рак, а теперь находятся на наблюдении. Хорошо, что их много, это говорит об эффективности всех наших методов: диагностики, лечения и наблюдения. Мы наблюдаем их особенно жестко первые пять лет. Это связано с биологическими особенностями опухоли: чем больше времени прошло с момента окончания лечения, тем меньше риск рецидива этого заболевания. Где-то к пяти годам риск повторного развития опухоли в большинстве случаев снижается практически до нуля. Хотя встречаются пациенты, у которых и через 10 лет может случится рецидив.

– Когда становится ясно, что никакие деньги не помогут, вы говорите людям правду?

– Мы достаточно гибко подходим к этому вопросу, потому что понимаем, что тяжело и больному, и его родственникам. Говорим правду, в большинстве случаев нас слышат, а бывает – нет. Но желание родственников в этом случае понятно – хочется сделать все возможное и невозможное ради спасения близкого человека.

– Не каждый сможет работать в онкологии. По какому принципу принимаете людей на работу?

– Человек, который собирается работать в онкологии, помимо профессионализма должен обладать такими качествами, как человечность и сострадание. Но сострадание в меру, потому что если умирать с каждым пациентом, надолго тебя не хватит. К сожалению, большинство из нас чрезмерно сострадательны, так как не всегда в нашей области лечение заканчивается удачей, а врачей это угнетает. Работа очень тяжелая, стресс достаточно большой. Поэтому мы стараемся проводить для врачей семинары по психологической подготовке. Это помогает.

– А где вы находите силы, чтобы завтра вновь идти на работу?

– У меня в коллективе работают 1200 человек, они же находят силы. Как же я могу не найти? А вообще черпаю энергию в семье, занятиях спортом, чтении книг. Ничего сверхъестественного.

– Как вы думаете, будет ли когда-нибудь рак лечиться так же, как банальная простуда?

– Я убежден в этом. Изначально опухоли лечили только хирургическим путем, сейчас существуют и другие радикальные методы. В конце концов мы придем к тому, что опухоли будут лечить не хирурги. Возможно, это будет не в нашей жизни, а в жизни наших внуков или правнуков, но все равно это будет. Смотрите, насколько все изменилось за последние 20 лет! Думаю, в конечном итоге все, о чем мы мечтаем, реализуется – и количество перейдет в качество.

Фото Татьяны Шакировой